Если верить прогнозам в новостях с "большой земли", в местности рядом с Гетто обещали пасмурное утро с редкой изморосью. Во второй половине дня, однако, должна была воцариться почти аномальная жара.
Когда Ян и Вера покинули особняк, старые часы, купленные их приемной матерью на каком-то аукционе, пробили десять. Нынче время близилось к полудню и солнце неотвратимо, подобно огромному жирному зверю, спавшему в темном логове многие недели и вдруг решившему взглянуть на мир белесыми глазками, выползло из-за серого савана облаков. Дождь, и правда моросивший с утра, прекратился.
Ян приоткрыл глаза. Это удалось не сразу, потому что окровавленные ресницы засохли жестким частоколом и слиплись. Солнечный луч, пока еще бледный и едва ли не прохладный, скользнул по безвольно лежащей руке, пальцы на которой выгибались под самыми немыслимыми углами. Рукав дорогой белой рубашки из тонкой ткани оказался разорван в лоскуты.
"Вот дьявол".
Он ничего не ощущал, разве что сильную ломоту во всем теле, но при попытке шевельнуться снова потерял только что обретенное сознание. Кажется, это была чересчур болезненная попытка.
Когда цыганский вампир снова пришел в себя, солнце уже жарило вовсю. Ему повезло: в подворотню жадно ищущие лучи еще не добрались, но уже исследовали закуток рядом. Воронецкий попробовал пошевелиться, сломанные ребра заявили ощутимый протест и Ян снова чуть не отключился, но на сей раз ему удалось не упасть в очередной обморок.
"Что произошло?.."
Память подсовывала какие-то размазанные фрагменты, более похожие на дежавю, нежели на полноценные воспоминания о чем-то, случившемся сравнительно недавно. Они куда-то шли с сестрой. Куда-то... а куда? Зачем? И где Вера?
"Оборотни".
На плече вяло кровоточила рана, нанести которую могла только чья-то пасть. А бездомных собак в Гетто не водилось: их давным-давно сожрали.
В попытке сосредоточиться, брюнет снова закрыл глаза. Он вспомнил, что шел вместе с девушкой к их общему приятелю, Яшеру. Кажется, за каким-то препаратом для его, Яна, бойца: мощного волколака, с которым сложно было тягаться на арене. Хотя бы потому, что этот воин пытался защитить и накормить таким образом семью, состоящую из волчицы и пятерых мелких щенят. Он действовал напролом, и очень успешно, только вот скорости ему не хватало...
Яна словно обухом по голове ударили. Это ведь они, сопротивленцы. Отщепенцы. Они напали на членов правящей семьи целой стаей и забрали Веру, а его покалечили. Почти до смерти.
- Ублюдки. - Ему казалось, что он в полный голос проклял повстанцев, но на деле это был почти неслышный шепот. Ян попытался двинуться, и ярость в какой-то момент помогла преодолеть боль, но лишь отчасти. Он дернулся и из полусидящего положения опрокинулся навзничь. В глазах потемнело. С виска закапала кровь. Рука со сломанными пальцами попала под прямые солнечные лучи и ее словно кипятком обожгло. Неразборчиво выругавшись, Ян попытался отодвинуться с солнцепека и ползти дальше.
В какой-то мере у него это даже получилось.
"Давай, ну, давай же. Суууучьи дети. Давай, это почти не больно. Терпимо. Давай".
Он неимоверным усилием заставил себя кое-как подтянуться на локтях. Перевел дыхание. Еще несколько дюймов - вперед. Полз Ян с низко опущенной головой. Кончики темных прядей волочились в пыли.
Прошло около двадцати минут. Мужчина замер, перевел дыхание и обернулся. А затем бессильно уронил голову на руки и зло беззвучно заплакал: за эти двадцать минут он прополз расстояние, не превышавшее один его обычный шаг.